Категория, в которую любой желающий зарегистрированный пользователь может добавить свою историю и не важно будь то сказка, рассказ или какая-нибудь жизненная история.
Ночь, ночь. Тяжёлая августовская ночь, навалившаяся, кажется, на весь мир. Густой тёплый сумрак мешает видеть даже собственные ладони. Ночь пахнет корицей. Я сижу небольшого заболоченного озерца, привалившись к старому дубу и глядя на весело потрескивающий костерок. Все уже разошлись. Песни – спеты, картошка – съедена, байки – рассказаны, лето – уволено. Ещё одна неделя, и все мы разъедемся, и многие может уже навсегда забудут об этом месте. Кто-то постучал по дубу три раза, старое дерево отозвалось гулким стуком. Я улыбаюсь. - Иди спать, поздно же. - Какое поздно? Лето, - мой собеседник садится рядом со мной, и держит руки над костром, чтобы согреть их. - Август, - я мотаю головой. Не хочу соглашаться. Вот оно лето – рядом с нами, растворяется в небе, словно летучий эфир, словно улетая вместе с дымом маленького костра. Мы сидим и молчим, доедаем картошку, которая каким-то чудом оказалась в его карманах. Внезапно, собеседник решает ответить на моё отрицание, так и висевшее воздухом до сих пор. - Так что ж это, если конец лета, то уже всё? Даже ночью у костра посидеть нельзя? – говорит он, словно связывая моё слово «Август» со своей тирадой тонкой блестящей леской. Я снова улыбаюсь, и, обхватив руками колени, прячу лицо. Я не знаю, почему так делаю, но мне не хочется, чтобы он тоже снова улыбался. Видеть их всех счастливыми ещё больнее, чем, если бы мы накануне поссорились, и можно было бы не с такой болью в сердце вспоминать лето. Лето – уволено. - Почему нельзя? - дрожащим голосом отвечаю я вопросом на вопрос. Что бы мне всегда не говорили, я всегда буду беспокоиться о будущем, и грустить о прошлом. Надо жить настоящим, да-да, знаю. Но там, где мне это сказали, тоже воцарилась печаль – я знаю, мы больше не увидимся. Он пожимает плечами. – Так и будешь ведь здесь сидеть, не уйдёшь, да? – тихо спрашиваю я, с улыбкой, но уже и с долей обречённости. - Могу и уйти, - шутливый голос становится серьёзнее, весёлые нотки угасают, словно искорки костра. Кажется, он, в самом деле, уйдёт, если попросить. «Нет, нет!» - спешно одёргиваю себя я. «И так уже глупостей успела за лето натворить. Уйдёт он, а я ещё чего доброго расплачусь, и просижу тут до утра, а ещё ведь целая неделя…» Лето – уволено. - Нет, прости. В последнее время я… не знаю даже, - я поднимаю лицо. Он не смотрит, но в тёмных, словно маслины, глазах я замечаю до боли знакомые мне искорки, и успокаиваюсь. – Куда завтра?- спрашиваю я, слегка обеспокоенная его молчанием, наклонив голову набок, как какая-то странная обезьянка. - Вишня, - выдыхает он, и на губах играет блаженная улыбка. Он переводит взгляд на небо, там… - Миллионы, миллиарды звёзд! – говорит он смешным старушечьим голосом, как делает это старый пастух Айас. Мы оба смеёмся. - Да здравствует вишнёвое акционерное общество! – громко кричу я в высоту неба, где миллионы, миллиарды звёзд, за которыми зорко следит Айас. – На брудершафт? – с усмешкой спрашиваю я, приподняв левую бровь. Он тоже усмехается – вызов принят. Мы съедаем «на брудершафт» последний кусочек картошки, честно поделив его пополам, и предварительно чокнувшись. И картошками, и морально, и вообще. Мы встаём, и танцуем у костерка. Непрерывно смеёмся и наступаем друг другу на ноги. Пару раз, мне даже удалось его облить водой из озера. Потом, начинаем водную битву, не замечая, как всё ближе подступает утро. Видимо, и правда чокнулись.
